ресурсы

На практике оказывается, что «не стреляющие» средства вооруженной борьбы, к которым

относится, например, инсценирование рисков и угроз в социальных сетях, оказываются

и более опасными, и более эффективными, чем традиционные средства огневого поражения[1]

 

С. Кравченко, А. Подберёзкин, социологи

 

 

Две политики – «стратегического сдерживания» и «стратегического управления» достаточно

принципиально отличатся друг от друга по целому ряду важнейших особенностей[2].

Военная доктрина России, принятая в декабре 2014 года, содержала несколько новых элементов[1]

 

Russia Military Power. 2017

 

 

 

Действительно, стратегическое сдерживание и новый вариант военной доктрины России, сформулированные в 2014–2015 годах в новых редакциях Стратегии национальной безопасности[2] и Военной доктрины России, несли в себе несколько существенных отличительных черт, прежде всего, раскрывающих возможности неядерного и невоенного в целом сдерживания противника.

 

Крайне редко… обращается внимание на то, что Суворов…. (был) на голову выше

подавляющего большинства российского офицерского корпуса…, был знаком практически

со всей доступной его современникам общей и специальной литературой[1]

 

А. Кокошин, академик РАН

 

 

Сценарий № 2: «Ресурсосберегающий». Представляется достаточно маловероятным в силу его невостребованности и крайне низкой мотивации у правящей элиты, которая может допустить его реализацию «точечно», в отдельных областях экономики или отдельных регионах страны (Байкал, Волга и т.д.), где наиболее остро ощущается дефицит ресурсов, прежде всего, демографических.

 

Новая холодная война более изощренная по сравнению с прежней и не столь заметная.
Пока она предполагает не столько ведение опосредованных войн в Азии или Африке,
сколько взлом веб-сайтов и почтовых серверов; не дипломатические встречи на высшем
уровне, а распространение «фальшивых новостей»; не угрозу термоядерного уничтожения,
а размещение подстрекательской политической рекламы в социальных сетях. Причиной
особой язвимости Америки является не утрата ею военного превосходства, а разрушение
нашей демократии и наша привязанность к технологиям ....[1]